"Так сложно сделать паузу, играя.
Живя же, сложно сделать шаг вперёд..."
(с) Tozasareta1
Живя же, сложно сделать шаг вперёд..."
(с) Tozasareta1
читать дальше***
Графиня не могла не обращать внимания на старательно исполняющих приказание Максимилиана слуг. Они шли рядом, но на почтительном расстоянии. Вильфор же, немного справившись с собой, не только выпустил руку дочери, но и предложил свою, чтобы та смогла опереться.
Но прогулка была недолгой. Тьма полностью овладела садом, и графиня ощутила беспокойство отца. И болью кольнуло понимание.
Такой же темной ночью в другом саду - только осенью - отец хоронил своего сына.
Но теперь он со своей невыводимой гордостью скорее вторично сойдет с ума, чем попросится домой.
- Идем, - Валентина остановилась и коснулась плеча отца. - Стало совсем темно. Не думаю, что кому-либо захочется ходить по такой темноте. И тем более - нам.
Вильфор прикрыл глаза:
"Ну, вот. Валентина все поняла. Она корит меня за то, что я любил не только ее мать. О, Рене…"
- Отец! - графиня со страхом следила за ним, отмечая все – закрытые глаза, беспомощное движение руки, шаг назад…
- Отец, тебе плохо?
- Валентина, - он открыл глаза и вновь вцепился в ее запястье. - Я знаю, ты зла на меня за то, что Рене, твоя мать, не была моей единственной любовью… Но Эрмина… Баронесса Данглар… Она… Она…
- Она очень красивая женщина, - прервала отца Валентина. Ее голос был глубок и спокоен:
- Сегодня я говорила с ней на приеме. Она очень красива. И умна. И здесь мы с Раулем похожи: внешность. Мы пошли в матерей, а характером - в отца. Знаешь, - она отвела его судорожно сцепленные вокруг ее запястья пальцы и нежно взяла руку отца в свои. - Рауль такой же твердый и целеустремленный, как и ты.
Горькая усмешка:
- И так же прячется за работу. Порой, он до странного напоминает тебя.
- А ты? - Вильфор словно впитывал каждое ее слово.
- Я? - Графиня погладила отца по руке. - Я, надеюсь, что смогла усвоить все, чему ты меня учил. Ты - самый главный учитель в моей жизни.
- Был, - опустил взгляд отец.
- Был и остаешься им, - покачала головой Валентина. - И сейчас продолжаю учиться у тебя стойкости и силе.
Вильфор посмотрел на дочь и неожиданно твердо сказал:
- Идем в дом. Холодает…
В гостиной они сняли уличную одежду и прошли в спальню.
Остатки ужина исчезли, убранные предупредительными слугами. Домашняя обувь, стоявшая все время прогулки у камина, согревала ноги. Вильфор подошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу. Графиня же, оглядев комнату, вдруг чему-то улыбнулась:
- Я так замерзла.
- Что? - отец отвлекся от созерцания ночного пейзажа.
- А ты нет? - проигнорировала вопрос дочь. - Не верю. Наверняка замерз. Ложись в постель.
- Нет, я…
- Ну, не хочешь спать, ляг поверх одеяла.
На этот раз Вильфор не возражал. Пристально посмотрев в серые глаза дочери, он разулся и лег на одеяло.
Графиня тут же подложила ему под спину подушек, чтобы удобнее сидеть, и укутала его ноги пледом, а сама, обойдя кровать, легла согнув ноги, поперек постели, уложив голову на колени отца. Чуть поерзала, устраиваясь удобнее, а потом вновь села. Неудобная прическа распущена довольно быстро, и вот волнистые, как у матери, волосы заструились по плечам. Слабая коса в пару взмахов - и Валентина снова легла головой на колени отца. Их взгляды встретились.
И графиня, замечая оторопь Вильфора, улыбнулась:
- Надеюсь, и мне не откажут в исполнении моей мечты?
- Что же это за мечта? - отец взял дочь за руку.
- Просто полежать, - серьезно и без улыбки сказала Валентина. - Здесь. С тобой.
Вильфор тяжело вздохнул и, поднес руку дочери к губам, поцеловал ее тонкие пальчики:
- Совсем как когда ты была маленькой…
Валентина, казалось, успела слегка задремать, когда рука отца сжала ее пальчики.
- Что? - она испуганно открыла глаза, прижимая вторую руку к животу - неосознанный материнский жест.
Вильфор пристально посмотрел на дочь:
- Голова болит…
А в глазах у него был уже привычный безумный туман.
- Отец,.. - она села, чуть приблизилась к нему и, обняв, притянула к себе на плечо. Вильфор уткнулся лбом в шею дочери и прикрыл глаза.
- Сейчас пройдет, - шепнула графиня, гладя отца по волосам. В голове спасительным огоньком мелькнули слова врача: "Отвлекать, как только можно"…
- Может быть, я почитаю тебе? - нерешительный вопрос. Секундное раздумье. Кивок.
Валентина осторожно уложила его на подушки, встав, подошла к книжной полке. Тяжелый вздох - и в руках у нее толстый том. Он кажется настолько старым, что того гляди распадется на листочки.
Графиня села на стул у кровати и, положив книгу на колени, начала читать.
Это сказки.
Сказки, которые отец ей читал на ночь.
А эту книгу он подарил ей в три года.
Словно услышав что-то очень важное, Вильфор обернулся. Валентина, улыбаясь и не выпуская отцовской руки из своей, продолжала читать.
Заинтересованность, а затем - умиротворение на его лице. Он на выдохе откинулся на подушки, прикрыл глаза и улыбнулся.
Читать, читать, читать…
Читая, Валентина не услышала, как скрипнула дверь.
Как в комнату прокрался, оставив цилиндр и пальто в гостиной, Бенедетто.
Как он присел на середине пути от двери до кровати и, понурившись, изредка исподлобья посматривал на отца. Лишь Вильфор его заметил.
И, встретившись со скорбным и молящим о прощении взглядом сына, он улыбнулся и кивнул.
Бенедетто прощен. Прощен так же, как он сам простил Жерара де Вильфора. Своего отца.
И шаги - уже не скрываясь.
Испуганная и вместе с тем разгневанная Валентина прерывается на полуслове. И удивленно вскидывает брови, когда брат, упав на колени перед кроватью, прижимается лицом к их с отцом соединенным рукам.
И..
Неужели слезы?
Нет, гордый Бенедетто слишком слаб для слез и признания ошибки.
Но…
- Простите… - полузадушено шепчет Данглар. - Прошу Вас простите меня…
Вильфор приподнялся на локте, вынимая руку из ладоней детей и, поочерёдно глядя в глаза то дочери, то сына, прошептал:
- Бог простит. А я… Я виноват перед тобой ещё больше.
А потом он сам читал им книгу. Ту самую сказку, что Валентина сильнее всего любила в детстве. А Данглар пожирал глазами и книгу, и отца, а потом в ответ на немой вопрос сестры прошептал:
- Мне первый раз в читают сказки.
Вильфор продолжал читать. Валентина и Бенедетто сидели на ковре, у кровати, друг напротив друга. Бенедетто, подложив под голову опиравшийся на кровать локоть, держал ладонь отца в своей. Графиня так же положила голову на локоть, притрагиваясь им к ноге отца. Брат и сестра почти соприкасались лбами. Валентина прикрыла глаза и поглаживала свой животик, а Данглар следил из-под полуопущенных век за этими ее мерными движениями.
Из темной гостиной, куда была открыта дверь, тянуло прохладой.
И никем не замеченная, по дверному косяку скользнула еще не потерявшая изящной тонкости рука, затянутая в бордовую перчатку. Худое плечо выскользнуло из-за стены, и красивое женское лицо, проступило на плате темноты. Золотистые с рыжей искрой волосы, скрепленные рубиновой заколкой, блестели в свете огней. Женщина прислонилась щекой к своей руке и задумчиво смотрела на Вильфора, Валентину и Бенедетто. Голос читавшего мужчины рождал в ней тоску по неизведанным чувствам: по бессонным ночам у колыбели, по радости первого шага, первого слова своего ребёнка… по чтению сказок…
Ее малыш, едва родившись, стал взрослым. А эта светловолосая красавица рядом с ним - его сестра. Отчего-то он невзлюбил свою единокровную сестру Эжени. Но Валентина де Моррель стала ему сестрой.
Что ж… Да будет так…
Никем так и не замеченная, она сделала шаг назад, с жадностью вглядываясь в лица сына и любимого человека, нежное чувство к которому она пронесла сквозь эти долгие и трудные годы. Да, она сумела заглушить тоску и боль. Ее сердце затвердело. И только появление в ее холодном пустом вдовьем доме шумного праздника по имени Рауль Данглар вернуло ей возможность любить.
"Будь счастлив, Жерар, - баронесса опустила голову. - А я постараюсь не встречаться с тобой. Это больнее, чем я думала"
Поддавшись своим эмоциям, женщина не заметила, как задела рукавом позолоченный подсвечник. Он, конечно, не замедлил упасть. Глухо вскрикнув, она бросилась вон из флигеля, прижимая руки к губам, силясь сдержать слезы.
В ту же секунду с места сорвался Бенедетто, крикнув:
- Оставайтесь в доме!
Вильфор сел в кровати, спустив ноги на пол, и озадаченно посмотрел на прижавшуюся к его коленям дочь.
Бенедетто ушел.
И теперь он - единственная защита дочери и внука.
Вильфор чуть нагнулся и, протянув руку, приобнял Валентину, положив ладонь на ее живот:
- Все будет хорошо.
Его твердый и решительный голос заставил графиню поднять голову и озадаченно посмотреть на отца. Она едва не вскрикнула от радости: кажется, эта опасность была последней каплей - он здоров. Он почти здоров!..
И почему-то Валентина была уверена, что приступов беспамятства больше не будет. Женщина сильнее прижалась к коленям отца, и оба они стали наблюдать за дверью.
Через несколько минут из темноты гостиной ступил Бенедетто. Он держал кого-то за руку. Кого-то, сокрытого мраком.
- Кто там, Рауль? - подняла голову Валентина.
Молодой мужчина улыбнулся и, оглянувшись, вывел на освещенное место…
- Баронесса Данглар. Моя мать.
Гостья медленно подняла взгляд на застывших в удивлении отца и дочь.
Ее тяжелая красота и львиная грация ослепляли, но Вильфору упорно вспоминался другой ее вид…
Атласная белизна плеч и груди, оттенявшая почти золотые волосы, рекой льющиеся по подушке. Спокойное дыхание.
Темно-льняные ресницы.
Алые губы, которые хочется целовать и нежить.
И носик. Милый курносый носик, который она так забавно морщила.
- Эрмина…
Вильфор поднялся с кровати, и Бенедетто ринулся к сестре, чтоб помочь той подняться, а потом… потом увести в гостиную.
За ними закрылась дверь.
Вильфор сделал еще шаг.
И еще…
Эрмина с ужасным стоном бросилась на грудь, едва сдерживая слезы, и притихла.
Силы словно оставили ее.
Вильфор осторожно обнял её, прижавшись губами к её волосам, вдыхая их запах, такой забытый и родной.
- Я думал, что никогда уже не обниму тебя…
- Жерар… Жерар… - она подняла голову, заглядывая в его глаза. - Ты не будешь больше болеть, слышишь меня? Ты слышишь!?
- Слышу.