Так приходит час,
В который весь город сквозь время летит во сне,
В ладонях ночных защищенный от ста страстей,
И гнева, досады и горечи в душах нет,
Покуда невидимый странник хранит людей.
Он только наутро уйдет, невесом и чист.
Отступит по крышам, от солнца закрыв лицо,
(с)Графит
В который весь город сквозь время летит во сне,
В ладонях ночных защищенный от ста страстей,
И гнева, досады и горечи в душах нет,
Покуда невидимый странник хранит людей.
Он только наутро уйдет, невесом и чист.
Отступит по крышам, от солнца закрыв лицо,
(с)Графит
читать дальшеПрошел месяц. Потом еще почти половина…
- Максимилиан, мне страшно, - прошептала Валентина.
Они с мужем стояли на улице, прижавшись друг к другу. И оба с тревогой во взгляде наблюдали через окно за Бенедетто и Вильфором. Те, сидя рядом, склонились над книгой.
С недавних пор книги занимали все время господина бывшего королевского прокурора. И дети его не отвлекали, просто стараясь быть рядом.
Середина декабря несла с собой ожидание Рождества. И Валентина впервые с тягостью на сердце ждала этого праздника. Обычная Рождественская месса и прием у адмирала ее не пугали. Но дальше…
Она ясно понимала, что либо ей придется лавировать между мужем с дочерью и отцом, либо жертвовать кем-то ради кого-то. Но к этому она была не готова…
Валентина сидела у окна и занималась рукоделием. В углу, у камина, сумрачно листал газету Максимилиан. Настроение у графини против обыкновения, было радужное. Отец сегодня впервые, откинув халат, пожелал одеться в домашний сюртук. И теперь, при помощи трёх слуг, переодевался за ширмой.
Дверь открылась, и в комнату проскользнул зябко кутающийся в плащ Бенедетто.
Скинув на стол цилиндр и верхнюю одежду, он быстро коснулся губами руки сестры, походя кивнул Максимилиану и, присев у камина, протянул руки к огню.
- Замерз? - Валентина осторожно поднялась с кресла и, взяв в руки подогретое вино, поднесла его брату.
- Да, - коротко ответил Данглар, принимая питЬё. - Валентина, я должен на некоторое время оставить отца.
Молодой мужчина резко выпрямился во весь свой немаленький рост.
- Почему? - графиня беспомощно взглянула на брата. - Но Рауль… На тебя была последняя надежда… Мы не можем…
- Валентина, дорогая, - Бенедетто поставил бокал на стол, оперся рукой о спинку кресла, и встал, заложив ногу за ногу. - Я едва ли нанимался следить за отцом. У меня тоже есть дела, и эти 1,5 месяца, что я просидел в вашем доме, могут здорово пошатнуть мое состояние. Это, в свою очередь, отразится на здоровье моей матери, а уж этого я допустить не могу. Прости.
Женщина сделала шаг назад в невыраженном отчаянии. И почему, почему Максимилиан именно сейчас, когда он нужен больше всего, вдруг решить поделикатничать - и просто перестал шуршать газетой, по-прежнему не вмешиваясь.
Только и всего.
Вслушивается…
Максимилиан, однако ж, не вмешивался не потому, что не хотел - его внимание было привлечено Вильфором, вышедшим из-за ширмы и с непонимание взирающим на перепалку детей.
- Для тебя мать дороже отца? - графиня непонимающе нахмурилась.
- Да, - Бенедетто повел рукой. - Представь себе. Потому, что мать меня живым в землю не закапывала.
- Как ты можешь? - женщина покачала головой, прижав правую руку с платочком к губам, а левой прикрыла живот.
- Как Я могу? - Бенедетто наигранно уставился на сестру. - Действительно! Валентина, это ты росла рядом с родителями, в любви и ласке. ТЫ! Не я. Меня сначала зарыли в саду, и потом я 20 лет был вором и мошенником, чтобы выжить. А в тюрьму не угодил только потому, что прокурор сошел с ума, а одна богатая дама - баронесса Данглар - заплатила за меня почти ВСЕ свои деньги. Я тогда поклялся ненавидеть сумасшедшего старика, помочь моей бедной матери и никогда не покидать её. И я сделаю все, чтобы она, как и сейчас, могла не отказывать себе ни в чем. Но мать - женщина добрая. И именно она внушила мне мысль о прощении. Я снова переступил через себя. Я сидел с ним почти 2 месяца. Да, каюсь, отец оказался тем человеком, кого я так долго искал, чтобы быть, наконец, собой. Но он тот, кто он есть. Это он обрек меня на такую жизнь. Я ее прожил. И не тебе меня упрекать.
Говоря последние слова. Он довольно грубо указал своим длинным пальцем на ее живот. Валентина вскрикнула и отшатнулась. Но к огромному удивлению всех троих первым бросился на защиту не муж, а…
Вильфор, не успевший одеть сюртук, непричесанный, почти подбежал к дочери и, закрыв ее собой, гневно воззрился на сына:
- Сей же час извинись перед сестрой.
Бенедетто усмехнулся, покачав головой, подхватил пальто и надвинул почти на самый лоб цилиндр. Потом еще раз искривил насмешливо губы и вышел вон.
Вильфор обернулся к дочери, которая, плача, прижималась к мужу. Поймав взгляд отца, Валентина бросилась к нему и обняла:
- Папа… Спасибо…
- Тише, хорошая моя, - абсолютно с теми же, как в детстве, интонациями сказал Вильфор, гладя дочь по светлым локонам.
Она подняла взгляд на лицо отца, вглядываясь в спокойные синие глаза. И неуверенная улыбка заиграла на губах обоих.
Валентина со страхом пыталась не спугнуть это единение. Он почти здоров, но что будет потом? Вечером? Через неделю? На Рождество?
- Голова болит, - вдруг прикрыл глаза Вильфор. Графиня коснулась рукой его лба и успокаивающе улыбнулась:
- Идем, приляжем. Боль пройдет.
И, кивнув Максимилиану, Валентина повела отца к кровати. А граф де Моррель понял, что в людях он не ошибается.
Никогда.
И Данглар - еще одно тому подтверждение.
***
Сердце Валентины трепетало: она сможет встретить Рождество с отцом! Катерину совершенно неожиданно пригласили к себе брат и сестра Максимилиана.
Дочь долго просила родителей отпустить ее. В итоге Максимилиан, оставив с женой тучу прислуги, отбыл с Катериной к родне.
Теперь же графиня невозмутимо сидела в карете, дожидаясь, пока она подъедет к дому.
Время приближалось к полуночи.
Бенедетто с тех пор, как ушел, хлопнув дверью, больше не давал о себе знать. Но встретившаяся сегодня на приеме баронесса разрушила все опасения графини.
Комкая в руках платочек, словно нерешительная барышня, госпожа Данглар подошла к Валентине и прошептала:
- Рауль просил передать, то просит у Вас и Вашего отца прощения…
Графиня тогда еще долго непонимающе смотрела вслед уходящей баронессе. Ей казалось невозможным так любить своего сына, и в то же время с таким холодом говорить о его отце. О, пусть и когда-то, любимом человеке - в конце концов.
Вот и дом.
У ворот хозяйку встретил привратник и три человека прислуги. Из дома выбежала Констанс - личная служанка графини.
Она, подбежав, сменила на хозяйке тяжелый выходной плащ на более легкий меховой. Валентина потребовала, чтобы во флигель принесли через некоторое время, праздничный ужин, а Констанс была отправлена в дом за более теплым и простым платьем. Сама же графиня, сопровождаемая факельщиком, отправилась во флигель.
В помещении было тепло.
Валентина сбросила плащ на руки слуге и, выпроводив его вон, шагнула в спальню.
Все окна были плотно занавешены. В углу, у камина, на низеньком стульчик расположился слуга и читал вслух книгу. Вильфор же сидел за шахматным столиком и задумчиво поглаживал ферзя, которого держал в руках.
Услышав звук открывающейся двери, он резко поднял невидящий взгляд. Шахматная фигура выпала из рук, и Вильфор рывками стал ощупывать стол, ища очки:
- Кто здесь?
Валентина закрыла за собой дверь, подошла к нему, шурша платьем, упала на колени, и, прижавшись к его руке, прошептала:
- Это я. Здравствуй.
- Валентина, - тревожная складка на лбу разгладилась.
- Как ты увидел?- ласковая улыбка.
- Я не видел. Я только узнал.
- Как? - тихо спросила она, прикрыв в блаженстве глаза.
- Духи.
Графиня вздохнула:
- Да, - она подняла голову. - Где твои очки?
- Я… не знаю… - он неуверенно заозирался.
Дочь мягко покачала головой и, протянув руку, вынула из нагрудного кармана Вильфора очки:
- Ты никак не привыкнешь к карманам?
Отец, словно немного смутившись, быстро забрал и одел очки. А уж потом с преувеличенным вниманием рассмотрел одеяния графини:
- У тебя сегодня новый костюм, - Валентина попыталась подняться с колен, но…
Скорее цепкие, чем сильные руки отца помогли ей подняться.
Валентина снова улыбнулась:
- Завтра Рождество.
- И… твой муж, - глаза Вильфора странно блеснули.
- Нет. Я буду с тобой, - она осторожно коснулась плеча отца. Он вдруг резко опустил голову и прижался к боку дочери, что-то шепча.
- Папа, - графиня вновь упала на колени, силясь заглянуть в его глаза, но Вильфор упорно прятал взгляд. Валентина, страдальчески вздохнув, прижала руки отца к губам и стала судорожно покрывать их поцелуями.
Слезы застилали глаза…
И вдруг - нечаянное прикосновение. Отец коснулся лбом лба дочери. Взгляд синих глаз за преградой очков был до предела ясным.
- Я знаю, что я болен, - шепот его был быстрым. - Но временами, знаешь, Валентина, у меня перестает болеть голова… Она… так болит… - глаза вновь стали какими-то шальными, и он отшатнулся от дочери.
- Бедный мой, - выдохнула графиня и, вновь встала - уже сама. - Нам сейчас принесут ужин, и мы поедим. А потом почитаем книгу.
Она хотела отойти, но холодная цепкая рука Вильфора схватила ее за запястье. Валентина обернулась: взгляд отца вновь был осмысленным:
- Прикажи, пусть принесут ту книгу, что я читал тебе в детстве. Помнишь?
- Да, - улыбнулась графиня, знаком отсылая слугу за книгой. - Но сначала - ужин.
Вильфор с готовностью поднялся мыть руки.
- Еще рано, - покачала головой Валентина, увидев Констанс с платьем. - Ты следи за тем, как слуги накрывают на стол, а я переоденусь в другое платье.
- Хорошо, - отец сел с таким строгим видом, что дочь невольно улыбнулась.
С помощью служанки переодевшись за ширмой в просторное зеленое платье, графиня вышла к отцу. Тот, казалось, волновался, однако учтиво встал с кресла.
Валентина близко подошла к отцу и шепотом, чтобы не услышали слуги, спросила:
- Что-то не так?
Вильфор поднял на нее взгляд и, улыбаясь, покачал головой:
- Я не думал, что Рождество уже ТАК скоро. И не думал, что встречу его с тобой. Спасибо.
- Папа… - улыбнулась графиня, беря отца за руку. - Тебе не за что меня благодарить!
А про себя добавила:
"Я сама должна просить у тебя прощения, что за эти 10 лет ты ни разу на Рождество не бывал счастлив."
- Ужин подан! - возвестил слуга, и встрепенувшаяся Валентина, улыбнувшись отцу, повела его за стол.
Сейчас она могла поклясться, что отец здоров. Но как он поведёт себя в следующую минуту? Как бы Валентина ни любила отца, она не могла рисковать ребенком…
После ужина, когда Вильфор, наконец, отложил вилку и нож и откинулся на спинку стула, графиня, опершись на сцепленные в замок ручки подбородком, улыбнулась:
- Устал?
Отец покачал головой, чуть усмехнувшись:
- Нет.
- Тогда… - задорная улыбка, и ямочки на щеках. - Почитаем?
Вильфор опустил взгляд и, повертев в руках салфетку, неразборчиво выдохнул:
- Я понимаю, что нельзя…
- Что? - Валентина чуть склонилась и через маленький столик, за которым они ужинали, протянула руку и сжала ладонь отца.
Он поднял взгляд, мучительно поджав губы и, тоскливо посмотрел на занавешенное окно:
- На воздух…
Графиня тяжело вдохнула и прикрыла глаза:
-Отец…
- Нет-нет, Валентина. Я понимаю, - испуганно зачастил Вильфор, словно сжимаясь под взглядом дочери. – Это… это просто.
Графиня вдруг выпустила его руку и, встав, пошла к выходу.
В эти секунды - будто сердце вниз.
Вильфор, сжавшись, словно в ожидании удара, смотрел на удаляющуюся дочь.
Он обидел её… Он снова навредил своему ребенку.
Дверь, скрипнув, открылась - почти сродни удару.
И голос дочери:
- Констанс, принеси одежду хозяина. Зимний плащ. Он здесь, в гардеробной, - быстрый указующий жест на дверь. Вильфору показалось, что он ослышался. Что слух подводит его, но… нет?..
Он медленно поднялся с кресла и сделал пару шагов к дочери. За стеной хлопнула дверь. Потом еще раз.
А потом Валентина обернулась, держа в руках зимние одежды неприметного серого цвета и изрядной длины. На ее губах играла доверчивая улыбка:
- Максимилиан будет меня ругать, но сегодня Рождество. Я не могу оставить тебя без долгожданного… без долгожданной прогулки. Идем одеваться.
Он почувствовала слезы только тогда, когда они коснулись оправы. Вильфор снял очки и удивился дрожи своих рук.
- Что с тобой? - подошла к нему Валентина. - Успокойся, прошу.
- Да, - он нервно стер с очков слезы и водрузил очки обратно. – Идем.
Перед зеркалом графиня помогла отцу одеться и чуть улыбаясь, красиво повязала ему на шею платок:
- Это мой подарок тебе. И еще вот, - на ее руке лежала пара перчаток изумительной работы.
- Но… - Вильфор нерешительно взял подарок. - Мне нечего подарить тебе в ответ.
- Ничего не нужно, - как-то поджала губы дочь. - Ты просто будь рядом. Мне так тебя нехватало.
И, повинуясь секундному порыву, Валентина обняла отца. Тот неловко, словно смущаясь, положил руки на талию дочери и прошептал:
- Спасибо.
Она никогда не забудет, как отец впервые выходил из своей - по сути - камеры.
Гостиная - следующая после спальни комната - вызвала у Вильфора живейший интерес. Он оглядывал ее, пока Валентина с помощью Констанс облачалась в меховой плащ.
Потом, окликнув отца, графиня улыбнулась:
- Идем.
И они вышли на улицу.
Валентина вздрогнула и улыбнулась, когда почувствовала, как отец с силой вцепился в ее запястье. И накрыла его руку своей.
- Идем, все хорошо.