…Безмолвно вопрошаю я тогда:
Зачем уходит детство и куда,
Когда любое горе иль беду
легко отцовы руки отведут…
(Галина Беспалова)
Зачем уходит детство и куда,
Когда любое горе иль беду
легко отцовы руки отведут…
(Галина Беспалова)
читать дальшеВалентина проснулась среди ночи с ощущением, что больше не может находиться здесь, в 4х стенах. Часы в гостиной били 2 часа.
Осторожно выбравшись из объятий мужа, она надела домашнее серо-голубое платье и, набросив на плечи шелковую накидку, женщина, подобрав юбки, вышла из комнаты.
Тихо проверив спящую дочь, она, шурша юбками, спустилась на первый этаж, скользнула в сад и, прижимая к груди и животу накидку, почти добежала до флигеля.
Стук в дверь - ей открывает усталая служанка...
- Как тут? - шепотом спросила Валентина, прикрывая дверь.
- Их светлость уснули, - с легким поклоном ответила Сюзанна.
- А господин барон?
- Господин барон - в саду у ворот. Кажется, передает распоряжения своему лакею.
- Хорошо. Я... пройду.
Валентина осторожно прошла в спальню....
Сколько дней она проводила в этом флигеле, ожидая появления на свет Катерины. А теперь тут отец.
Она от двери увидела укрытую одеялом фигуру Вильфора, но ее охватила какая-то странная робость.
Графиня Моррель огляделась: шторы приспустили, комната хорошо протоплена - все, как она приказывала.
Осторожные медленные шаги.
Валентина осторожно присела на стульчик, видимо, оставленный Бенедетто, и заглянула в лицо отца
Она и забыла, когда в последний раз видела его таким спокойным и расслабленным. Упрямая складка на лбу разгладилась. Скорбно поджатые губы сложились в блеклое подобие той строгой улыбки, которую она допускал на людях. Еще тогда. Давно. Кажется, в прошлой жизни...
Валентина не сдержалась и осторожно коснулась самыми кончиками пальцев руки отца. И тут же почувствовала множество небольших шрамиков на ней - доктор говорил, что его подопечный неоднократно ранился, раскапывая землю в саду. Глаза тут же наполнились слезами, и женщина не желая разбудить отца, прижала платок к губам и прикрыла глаза.
- Валентина! Ну, сестренка, чего ты?
Она открыла глаза и обернулась на голос. За ее спиной стоял прислонившись плечом к одному из столбиков кровати, Бенедетто с неизменной улыбкой на лице.
Женщина быстро вытерла слезы и тоже попыталась улыбнуться.
-Ну-у! Опять глаза на мокром месте! - он стащил с ее плеч накидку и бросил на стул, а потом не свойственным ему серьезным тоном спросил:
- Не просыпался?
Валентина покачала головой.
- И хорошо. Еле уломал. Упрямый старик, - Бенедетто умудрялся даже сквозь вечный цинизм говорить с теплотой. - Ты чего не спишь?
- Не спится.
- Тогда я с тобой посижу, - он обошел сестру и уселся прямо на пол, привалившись к кровати, и вытянув ноги по направлению камина. - На улице собачий холод. Альхата отправил домой, а то мать с ума от беспокойства сойдет.
Валентина сняла с волос брата ленту и стала осторожно перебирать жесткие пряди.
Оба - брат и сестра - долгое время смотрели в огонь, а потом Валентина понизила голос и прошептала:
- Завтра надо как-то уговорить его показаться врачу. И очки - ему снова нужны очки.
- И портной, - Бенедетто уткнулся подбородком в постель и посмотрел на спящего отца. - Знаешь, а во сне он больше похож на себя прежнего...
- Да, - Валентина осторожно коснулась рукой отцовского плеча. - Я так давно....
Но, внезапно устыдившись своих чувств, посмотрела на брата и замолчала.
- Знаешь, он весь вечер спрашивал про какую-то Рене. Кто это? Ты не знаешь? Он так звал ее... Хотел увидеть…
Женщина опустила взгляд на вновь скрещенные на коленях руки:
- Так звали мою мать...
- Надо же, - барон покачал головой. - Он так любил ее?
- Да...
Следующий день полностью потрачен на толпу врачей и портных и уговоры отца. Он ужасно боялся докторов, а человека, вызванного для замера и изготовления очков, пришлось пока отпустить. Врачи констатировали небольшое истощение у господина де Вильфора. И только.
Портной сделал свое дело довольно быстро, и, отпустив его, Бенедетто распорядился подать ужин себе и господину де Вильфору, отсылая сестру домой. Безуспешно, впрочем.
Максимилиан, явившийся за женой, забрал её домой, несмотря на протестующие возгласы. Даглар одобрительно кивнул ему и запер дверь во флигель.
Зайдя в спальню, он с удивлением увидел как отец, которого один из слуг выводил из ванных комнат, до невероятного забытым движением почти оттолкнул мальчишку и, ведя руками по стене, дошел до стула и сел.
Барон резким жестом прогнал слугу и вновь замер. Отец так и сидел за столом, рассеянно поглаживая ложку, а потом тихо пробормотал:
- Рене... Валентина... Валентина, где же ты, девочка моя... Эрмина, Эрмина, я нашел нашего Рауля. Он жив. Я закопал его, а он жив... Он больше не прячется... Отдайте мне мою Валентину...
Бенедетто осторожно подошел и присел перед Вильфором:
- Это я, отец, - чтобы не напугать, предупредил он.
- Рауль, Рауль, мальчик мой, - пожилой мужчина протянул руки на голос и, ощутив под руками плечи сына, притянул его к себе. - Где моя Валентина? Ты такой взрослый - я видел тебя, когда приходил этот человек со стекляшками. Значит, и Валентина тоже взрослая? Где она, почему не приходит?
- Она приходила, отец. Много раз. Ты совсем ее не помнишь?
- Нет... Валентина... не помню! - он оттолкнул Бенедетто и зябко обнял себя за плечи. - Она выросла. Большая... А я не помню... Совсем.
Молодой человек резко встал и, прижав отца к себе, покачал головой:
- Ты сильный. Ты вспомнишь. Я знаю.
- Знаешь? - он вновь совсем по-детски вцепился в сыновью руку.
- Знаю, - твердо кивнул Бенедетто, молясь, чтобы самому в это поверить
***
Валентина вновь прокралась к отцу. И вновь - под покровом ночи.
В спальне горел камин, и было тепло. На диване валялся сюртук Бенедетто.
Весь сегодняшний день Валентина провела с мужем и дочерью – по субботам обычно они выезжали в парк...
Она перевела взгляд на Вильфора. Он вновь спокойно спал, отвернувшись от двери. На столике блестели стеклами новые очки - она еще не видела отца в них. Но оправа была такая же, как и раньше.
Из ванных комнат вышел Бенедетто, утираясь полотенцем.
- Здравствуй, - кивнул он сестре, сонно моргнув.
- Здравствуй, - Валентина улыбнулась брату. - Ты совсем не спал?
- Ты что здесь делаешь? - молодой мужчина проигнорировал ее вопрос.
- Что я делаю? - графиня отступила на шаг. - Помилуй, вы с Максимилианом целую неделю не пускаете меня к отцу…
- И не пускали бы еще больше, - Бенедетто нахмурился. - Валентина, пойми. Пойми меня, как я понимаю твоего мужа. В твоем чреве, возможно, наследник всей линии Вильфоров и Дангларов. Мы не хотим рисковать.
Женщина задохнулась от возмущения:
- Вы... Вы сговорились!
- Тише! - Бенедетто обернулся на спящего отца. - Ты его разбудишь!
- Рауль, миленький, - графиня подошла и взяла брата за руки. - Я понимаю. И тебя, и мужа. Но позволь хоть пару часиков. А ты пока поспишь - на тебе же лица нет!
Мужчина поджал губы раздумье и, наконец, словно нехотя, проговорил:
- Врач сказал, что после приема снотворного он проспит 4 часа... Хорошо, Валентина. Мне, и правда, не помешает поспать. Но если что - буди.
- Конечно.
Бенедетто сумрачно ухмыльнулся и растянулся на лежаке у камина - длинные, тощие ноги свесились почти к самому огню.
А Валентина улыбнувшись, села на приступчик кровати, оперлась локтем на постель и задумчиво стала смотреть на худую спину отца и его седые волосы.
"Папа... Любимый мой... Когда же ты меня вспомнишь?"
Рука бессознательным жестом легла на животик и стала поглаживать его.
"Вот увидишь, - улыбнулась она. - Я рожу вам всем самого здорового наследника линии Вильфоров..."
Тут на мгновение Валентина задумалась.
"Странно, почему Бенедетто сказал, что малыш в моем чреве наследует Дангларам... Надо будет спросить."
В этот момент мысленно упомянутый барон Данглар так упоенно всхрапнул, что обернувшаяся на звук графиня улыбнулась: брат развалился на, казалось бы, узком лежаке, раскинув в стороны длиннющие конечности. Когда Валентина поворачивалась обратно, к отцу, на столе, блеснув оправой, привлекли ее внимание очки Вильфора.
Женщина потянулась за ними, и, когда они оказались у нее в руках, поднесла поближе к глазам - рассмотреть.
Да, очки были такими же, как прежние - Бенедетто запомнил грозного господина де Вильфора в очках именно с такой оправой. Но в памяти Валентины воскресло другое воспоминание. Подсмотренное в щелочку...
Отец уходил, когда ей надлежало отправиться спать. Хотя оставалось еще 5 минут...
- Иди сюда, дитя мое, - на пороге возник Вильфор, одетый, против обыкновения, не в строгий черный сюртук, а неприметный коричневый.
Валентина - тогда ей было всего 5 лет - отложила куклу подошла к нему
Господи де Вильфор наклонился и коснулся губами светло-русых волос дочери:
- Спокойной ночи, Валентина. Ступай в свою комнату.
Девочка тяжело вздохнула и, покорно кивнув, хотела отвернуться, чтобы идти, но...
Вильфор поймал ее за ручку и, заговорщицки улыбаясь, присел, чтобы быть наравне с дочерью.
- Я знаю, что обещал этот вечер быть с тобой, но ты видишь... За этот пропущенный час я завтра целый вечер буду с тобой.
- И почитаешь сказку про кота?.. - большие доверчивые серые глаза.
- И не только про кота, - отец быстро расстегнул саквояж и вынул оттуда большую книжку со сказками и с картинками. Она была позолочена с углов, словно кованый сундучок с золотом. Валентина прижала книгу к груди, а отец, видя ее восторг, обнял дочь, не сдерживая улыбки:
- Ступай. Ангела в изголовье тебе, дочка.
Девочка, быстро стуча каблучками, поднялась на второй этаж и уже готова была закрыть за собой дверь, как вдруг:
- Жерар!..
Малышка приникла к щелочке, которая осталась между дверью и стеной: в нижней приемной зале собравшийся уходить отец и выбегающая из комнаты мать.
Ее Валентина навсегда запомнила такой: изящной, красивой - она всем своим видом словно только и просила "защитите меня".
- Рене? - отец оглянулся и обернулся к матери. Та остановилась в полушаге от него:
- Ты уже уходишь?
- Да. Сегодня есть дела, которые требуют моего обязательного присутствия.
Мама тогда смиренно опустила голову с золотой короной волос и вся словно сжалась.
- Ну же, Рене... - будто укоряюще.
Мать вдруг, преодолев расстояние между ними, бросилась к мужу на грудь. Папа с некоторым недоумением и робостью обнял ее.
- Ну,.. Ну, успокойся... Рене...
Мама подняла голову и аккуратно сняла с отца очки, а потом... Валентина редко видела, что родители целуются ТАК. Обычно отец одинаково быстро касался губами лба дочери и щеки жены и уходил...
Когда мама вновь опустила голову, зальная пустота лишь усилила ее голос:
- Будь осторожен, Жерар.
Отец вдохнул, словно хотел что-то сказать, но потом лишь покачал головой и, забрав у матери свои очки, кивнул:
- Я скоро...
Валентина обернулась к Бенедетто, а потом на часы - брат спал уже три часа.
Положив очки отца на стол, женщина тяжело поднялась с приступчика, где сидела, и подошла к Бенедетто.
Страшась и одновременно желая разбудить его, она коснулась губами своих тонких пальчиков, а потом ими - его лба.
Этого хватило.
Данглар вздрогнул и проснулся. Быстрый взгляд карих глаз метнулся на отца, на часы и уже затем - на Валентину:
- Все хорошо?
- Да, - женщина села в кресло.
Бенедетто потряс головой и протер глаза:
- Хорошо. Снова Вам с Максимилианом придется побыть с отцом. Мне нужно навестить мать и дать указания моим людям.
- Это...
- Это будет после обеда. А пока иди домой.
***
Завтрак прошел в полном молчании. Бенедетто не сводил с отца взгляд, а тот уткнулся взглядом в тарелку, как-то особенно сильно стиснув в руках вилку. А потом вдруг оттолкнул ее и сжал виски руками.
- Папа... - Бенедетто бросился на колени у стула отца и накрыл его руки своими. - Что? Где болит?
Он осторожно заглянул в глаза отца, боясь увидеть снова тот же срыв в безумие, что был в них в лечебнице...
Но синие глаза смотрели твердо и ясно:
- Валентина умерла...
- Нет, - Данглар покачал головой.
- Умерла. Моя девочка умерла... Моя Валентина... Умерла!.. Валентина!!
- Врача! - крикнул Бенедетто, с трудом сдерживая сухого, жилистого старика. - О, Господи... Отец!..
***
Лекарь неспешно убирал врачебные принадлежности, а Бенедетто сидел на краю постели, держа за руку заснувшего Вильфора.
- Он проспит около часа, - врач щелкнул саквояжем.
- Что с ним случилось? - Данглар поднял на эскулапа умоляющий взгляд.
- Очевидно, он либо что-то увидел из своей прошлой жизни, которую он забыл, либо что-то вспомнил, что-то, что уже отчаялся. Это и вызвало истерику. Поймите, барон, это обычно для душевно неполноценного. И если Вас это пугает...
- Честь имею, господин доктор, - резко и невежливо выдавил Бенедетто, которого задела такая речь врача.
- Хм... Да, - Лекарь чуть поклонился и вышел, а Данглар задумчиво пожевав губу, резко вскочил и почти выбежал вслед.
***
Валентина скинула на руки Сюзанне меховую накидку и, кивком головы отпустив девушку, осталась в гостиной одна.
Молча обведя взглядом мебель, графиня призадумалась.
Около пяти минут назад в будуар к изнемогавшей от волнения Валентине вломился - иными словом это не назовешь - ее брат и, сообщив новости, попросил полчаса побыть с отцом. И вот она здесь.
Бенедетто вернется через 20 минут и, конечно, выставит ее вон. Это простая агрессивная мальчишеская ревность.
Он ревнует отца к ней. К любимой дочери...
Валентина коснулась рукой лба, словно отгоняя тяжелые мысли и, отворив дверь, прошла в спальню.
Взгляд от разоренного и опрокинутого стола с завтраком удалось отвести не сразу.
Отец должен спать.
Но он...
- Ох... - сдавленно выдохнул, Валентина бросилась к сидящему на кровати Вильфору. У его ног валялся окровавленный нож для бумаги, оставленный, видимо, Бенедетто, а на пол быстро капала, впитываясь в ковер, кровь с рассеченного запястья...
Женщина схватила первое, что подвернулась ей под руку - чистая простыня на стуле - и, прижав к ране, грузно почти упала на пол перед отцом, руками сжимая запястье Вильфора и простыню.
Голос срывался, но она кричала, как могла. Звала, звала и мужа, и слуг, и брата. Но все они были далеко, а Сюзанна пошла за слугами в том, чтобы убрать остатки завтрака.
- Папа... Папочка... - Валентина, плача, заглядывала ему в глаза, но они были пусты. Вильфор смотрел перед собой, но совершенно не видел дочь.
- Папа... Это... я - Валентина! Папа...
- Валентина умерла, - пересохшими губами вдруг произнес отец. - Умерла. И я тоже хочу... Рауль простит... Я проклят для своих детей...
- Валентина жива! Я - Валентина! Папа, ну посмотри на меня! - графиня на секунду прижалась к его ноге, затем обернулась, еще раз громко крикнув "Врача!" и вновь - глаза в глаза с отцом.
- Папа! Это я! Пожалуйста... Почему ты меня не узнаешь!? Папа, это я - Валентина.
- Валентина умерла, - вновь прошептал Вильфор, однако женщине показалась в его голосе искра сомнения.
- Валентина жива, - она судорожно обдумывала, как доказать, что она - это она, и не дать угаснуть этому проблеску разума.
Мгновение - догадка.
Одной рукой продолжая прижимать к истончившемуся запястью отца скомканный и окровавленный край простыни, другой рукой Валентина с силой дернула за завязки платья - корсет она уже не носила.
- Смотрит. Смотри, отец. У Валентины был шрам на спине. Она бросилась защищать слугу и попала под твою плеть.
И она повернулась к нему спиной, молясь Богу, чтобы отец ее услышал.
Шепот Вильфора затих, а Валентина, зажмурившись, ждала.
И вдруг...
Она почувствовала на своей спине у шрама чуть ощутимое прикосновение.
Неужели... Господи, помоги...
- Я ударил Валентину... Да... И мальчишка этот скверный... - его пальцы коснулись ее шрама.
- Папа... - она обернулась к нему, второй рукой придерживая платье на груди.
- Валентина... - он растеряно смотрел на нее, а потом вдруг протянул к ней руку. - Девочка моя... ты жива?
- Жива, - она поймала его пальцы, оставляя платье, и прижала к своей щеке.
Вильфор осторожно коснулся ее щек, носика, губ, глаз...
- Валентина... Рауль говорил... Ты выросла...
- Выросла, - графиня кивнула, и вновь слезы заструились по ее лицу. Одна попала на руку отца.
- Ты плачешь?.. Валентина! - забеспокоился он. - Я плохо тебя вижу. Ты плачешь?
- Нет, отец, - улыбнулась сквозь слезы женщин. - Очки... Они на столике. Надень.
Вильфор потянулся и здоровой рукой одел очки, а Валентина в это время, снова обернувшись к двери, крикнула: "Доктора!".
- Валентина...
Графиня снова улыбнулась и снова прильнула к тянущейся к ней руке отца. Тот немедленно зарылся пальцами в ее не убранные в прическу волосы...
- Валентина, - дверь распахнулась, и в комнату влетел Максимилиан.
- Позови врача, - обернулась к нему жена. - Быстрее!
- Святой отец! - крикнул куда-то в гостиную офицер, бросаясь к жене.
В спальню вощел одетый в чёрное аббат, лицо его скрывал капюшон.
- Помогите, святой отец, - слабо прошептала Валентина, чувствуя, что силы покидают ее.
- Валентина! - одновременно воскликнули Вильфор и Максимилиан.
- Все хорошо, отец, - она улыбнулась. - Господин аббат поможет тебе. Я рядом.
И, позволив мужу усадить себя в кресло, графиня де Моррель лишилась чувств.
***
- Это ты... Ты и твой отец!.. - яростный окрик Максимилиана.
- Он не только МОЙ отец, - ядовито выдохнул Бенедетто.
От их голосов голова разболелась еще сильнее. Да еще служанка, сующая под нос флакон с нюхательной солью...
Валентина брезгливо оттолкнула ее руку и присела на лежаке, где имел обыкновение спать брат.
Голоса смолкли, и оба мужчины бросились к ней:
- Валентина, дорогая, как ты?..
- Сестренка, ты...
- Все... Все хорошо... - она прикрыла глаза, силясь собраться с мыслями. Что-то ее тревожило...
Голос!
Она не слышала голоса отца!
Быстрый оборот - кровать пуста.
- Где отец? - Светлые брови нахмурены.
Максимилиан и Бенедетто переглянулись.
- Где? - голос срывается на крик. - Что с ним?
И низ живота скручивает непереносимой болью.
- Успокойся. Мы просто вывели его в другую комнату, - муж волнуется и пытается коснуться ее живота. Графиня отодвигает его руку:
- Я не понимаю вас! Вы оставили его одного? Или...
- Нет, одного, - Бенедетто склонил голову. - Господин аббат ушел, как только пришел я.
- Я... Я хочу его видеть! - женщина попробовала спустить ноги с лежака, чтобы идти к отцу. Низ живота по-прежнему болел - она прижала к нему руку. Бенедетто резко метнулся вперед и заставил сестру снова лечь:
- Не дури!
- Что? - на глазах Валентины выступили слезы - Пустите меня сей же час! Вы... Вы...
- Успокойся, - Максимилиан взял ее за руку. - Хочешь, я приведу господина де Вильфора?
- Да, - женщина вцепилась в руку мужа. – Пожалуйста.
- Но только при нас, - Моррель положил руку на руку жены на животе.
- Хорошо... Мне нужно встать...
- Зачем? - хором протянули мужчины.
- Ему будет неудобно...
- Ну уж нет, - Максимилиан вновь нахмурился. Видя это, Валентина решила не испытывать судьбу:
- Н-ну... тогда помогите мне на кровать перебраться - и стул рядом...
Тревожная складка на лбу Максимилиана разгладилась, и он кивнул. Бенедетто, улыбнувшись, подхватил сестру на руки и понес ее на кровать.
Уложив ее там, среди одеял, он подмигнул и отошел, а Максимилиан уже вел Вильфора.
От невероятного ужаса графиня секунду не смогла дышать. На отце был накинут лишь халат, а руки его... руки были связаны.
- Что... что вы сделали? - Валентина вновь прижала руку к животу.
- Прости, но так было нужно, - строго отрезал Максимилиан. И госпожа де Моррель увидела на шее и руках мужа царапины.
- Развяжи... О, Господи... Развяжи его! - она вновь попыталась сойти с кровати, но удалось только сесть.
Бенедетто переглянулся с Максимилианом и, подойдя к отцу, развязал веревки, а Моррель довел его до кровати и усадил на стул.
Вильфор так настороженно смотрел на дочь, что той показалось, что он снова все забыл.
- Папа... - тихий шепот и уже готовность поверить в худшее.
И истончившаяся рука старика с пергаментной кожей вдруг нерешительно тянется к ней. Валентина вложила в его ладонь свою и с болью во взгляде наблюдала, как отец рассматривал ее руку, гладил ее и вдруг прижал к своей щеке. Лицо его вдруг приобрело скорбное выражение, и Вильфор, нежно коснувшись губами изящного женского запястья, прошептал:
- Господи, какой долгожданный сон... Как долго я просил тебя о нем, Господи...
- Нет, отец... Нет, - Валентина растерянно гладила его по плечу. - Нет, я жива. Это правда я.
Но Вильфор словно вновь вернулся в свое безумие:
- Это самый прекрасный сон... Валентина со мной... – он поднял на неё безумные глаза.- Валентина… Твой брат жив… Мой незаконный сын… Судьба вернула его мне… Моего Рауля… Но вы… Вы… Эдуард, Валентина, Элоиза… О! Я воистину проклят! Рауль жив… А ты нет… Моя бедная Валентина…
- Нет!.. Нет, отец. Я жива. Валентина жива…- графиня, едва не плача, сжала его ладонь.
- Мне так жаль… Так жаль, что я не заслужил,- тихое бормотание Вильфора.
И вновь слёзы.
- Папа…- она сняла с него очки, положила их на столик, а отец тут же прикрыл подслеповатые слезящиеся глаза. Графиня с задушенным воем привлекла его к себе, и он послушно прижался, как ребёнок, виском к её плечу.
- Иди сюда,- она откинула одеяло, помогла Вильфору перебраться на кровать и вместе с ним прилегла, не отпуская его из объятий и не сводя с мужа и брата строгого взгляда. Графиня чувствовала, как пальцы левой руки отца судорожно вцепились в её талию. И к доставляемой ими боли примешивалась боль внизу живота – рваная, нервная.
Но Валентина терпела.
Удобней уложила раненную руку Вильфора, она шёпотом уговорила его просто лечь рядом. Мужчина поддался уговорам и лёг, прижавшись лбом к плечу дочери.
Валентина продолжала что-то нашёптывать, поглаживая его по плечу и волосам.
Смущённый Бендетто укрыл своим одеялом отца и сестру и вновь отошёл к Максимилиану.
А она продолжала говорить…
В голове настойчиво звучали слова врача: «Он сейчас по восприимчивости – как ребёнок»…
Валентина чувствовала, как постепенно расслабились плечи, и рука отца уже не стискивает, а просто лежит на её талии.
- И всё у нас будет хорошо,- прошептала она наконец.
Валентина каким-то седьмым чувством ощутила: отец уснул. Уснул, теснее прижавшись к ней.
И она вдруг поняла. Всё у них действительно будет хорошо.